Сегодня при таком количестве войн, ураганов, наводнений, взрывов нельзя говорить: «Мне не повезло». Надо говорить: «Тьфу, тьфу, тьфу — повезло мало». Или: «Тьфу, тьфу, тьфу — повезло меньше, чем вчера». Ещё вариант — «Тьфу, тьфу, тьфу — совсем крошечно повезло». Даже если, не дай бог, ранило, говорите: «Тьфу, тьфу, тьфу — ещё чуть-чуть — и не повезло бы совсем».

В конце концов, кто ты такой, чтобы не пить? Тебе что, больше всех надо? Сидеть на диете, делать зарядку. Что ты из себя корчишь? Извините, мне спиртного нельзя, мне стакан сока… Кто ты такой? Ты что задумал? Посмотри, сколько народу мучается! Пенсионеры без лекарств, молодёжь без перспектив. На чьём фоне ты, гад, хочешь в будущее здоровым и трезвым протиснуться? Тебе нельзя, а нам, значит, можно?
Ты настоящих генералов видел? Фигура радость источает. Мундир лопается, лампасы в щёки переходят, нос цвета знамени, живот налитой под обрез ведра. Упасть может, отжаться никогда. На посту стоит, движение регулирует и сам в борт вцепиться не может. Его чтобы объехать, шоссе надо расширять. Потому что проблемы решает, оттиск печати у него, перегаром как из бутылки. Подышал, поставил печать. Все свободны. У него куча забот. Ему ещё лицо надо в экране разместить. Любая вольнонаёмная с любого конца кабинета его поцелует, не сходя с места. А процесс надевания носков в полевых условиях? Полностью исключён. Пока ноги сами не вылезут из носков, не меняем. БТР внутри в коврах, чтобы было чем, обо что и среди чего. Он пьёт, решает и побеждает. Только как следует приняв, обдумав, посидев, на одном общем выдохе. А ты — не пью? У нас в России настоящий мужик либо на водке, либо на антибиотиках. А крупный руководитель и на том, и на другом. Ещё Сталин говорил: «Чтобы вас понять, я тоже выпил фужер коньяку». Кто ты такой, чтобы не пить?

К тому, что в нашей стране исчезают отдельные люди, мы уже привыкли.
Но у нас внезапно исчезло целое поколение.
Мы делаем вид, что ничего не случилось.
Пропадают женщины.
Пропадают женщины после пятидесяти.
Они исчезли с экранов, они не ходят в кино, они не появляются в театрах.
Они не ездят за границу. Они не плавают в море.
Где они?
Их держат в больницах, в продовольственных лавках и на базарах и в квартирах.
Они беззащитны.
Они не выходят из дому.
Они исчезли.
Они не нужны. Как инвалиды.
Целое поколение ушло из жизни, и никто не спрашивает, где оно.
Мы кричим: «Дети — наше будущее»!
Нет. Не дети. Они — наше будущее. Вот что с нами произойдет.
Всю карьеру, всю рекламу мы строим на юных женских телах и на этом мы потеряли миллионы светлых седых голов.
Почему?!
Как девицам не страшно? Это же их будущее прячется от глаз прохожих.
Много выпало на долю этих женщин.
Дикие очереди, безграмотные аборты, тесные сапоги, прожженные рукавицы. И сейчас их снова затолкали глянцевые попки, фарфоровые ляжки, цветные стеклянные глаза.
Юное тело крупным шепотом: «Неужели я этого недостойна?»
Ты-то достойна… Мы этого недостойны.
Мы достойны лучшего.
Мир мечты заполнили одноразовые женщины, которых меняют, как шприцы. Поддутые груди, накачанные губы, фабричные глаза. Все это тривиально-виртуальное половое возбуждение, от которого рождается только визит к врачу.
Вы представляете стихи об этой любви?
Мы изгнали тех, кто дает стиль, моду, вкус к красоте, изящной словесности, кто делает политиков, кто сохраняет жизнь мужей.
На них кричат в больницах: «Вы кто — врач?» «Я не врач, — говорит она тихо. — Но я борюсь за жизнь своего мужа, больше некому в этой стране».
Они — эти женщины — сохраняют для нас наших гениев.
Потеряем их — уйдут и их мужья, люди конкретного результата.
Останутся трескучие и бессмысленные политики и несколько олигархов, личная жизнь которых уже никого не интересует.
Они ее вручают в совершенно чужие руки. Вопрос только в том, станет ли иностранная медсестра за большие деньги временно любящей женой.
Конечно, в редкий и короткий период телевизионного полового возбуждения мы прощаем все очаровательным ягодицам, даже их головки, их песенки, их всяческие бедрышки, их гордость: «Мой муж тоже модель...»
Они правильно, они верно торопятся.
В тридцать лет останутся только ноги, в сорок — глаза, в сорок пять уплывет талия, в пятьдесят всплывут отдельные авторши отдельных женских детективов, в пятьдесят пять — борцы за присутствие женщин в политике, а в шестьдесят исчезнут все.
Хотя именно эти исчезнувшие женщины создают королей и полководцев.
Они второй ряд в политике.
А второй ряд в политике — главный.
Они оценивают юмор, живопись, архитектуру и все сокровища мира, а значит, и оплачивают их через своих мужей.
Я этим летом на одном благотворительном концерте увидел их. Я увидел исчезнувшее в России племя, племя пожилых дам — стройных, красивых, в легких шубках и тонких туфлях — и их мужчин, чуть постарше.
Это была толпа 60, 65, 70, 80, 85-летних.
Они хохотали и аплодировали, они танцевали и играли в карты.
Они заполняли огромный зал с раздвижной крышей.
Это были не олигархи, не министры, не короли.
Это были женщины, лица которых составляют герб Франции.

Бог есть. Это доказано или докажут на днях.
Бог в таланте человеческом.
Бог в доброте и помощи.
Творчество есть деяние Божие.
Наша память – его записи нам на будущее.
Вдохновение, когда после сосредоточенности рождается что-то незнакомое автору – результат встречи с Ним.
Конечно, Бог неясен, неконкретен, незнаком.
Но личности, от которых зависит история, принимают решение обдуманно, но неосознанно.
Ведет интуиция.
Бог в интуиции.
Он в перемене настроения.
Бывает настроение хорошее, чтобы ни происходило, потому что всё – потому что больше в плохом быть нельзя.
Он в настроении.
Вы забыли, что произошло, а настроение осталось.
Он в почерке, и в расстановке букв, и в походке и, кстати, в отпечатках пальцев.
И в сомнениях, и в ужасе, и в панике перед победой, и в тревоге после нее.
То есть Он там, где что-то делается. Он там, где работает человек.
Он в том, что дает вам победу, но не дает ею воспользоваться!