Сказка о любви и синих ангелах.
Я налила в чашку кофе и водрузила турку обратно на плиту. За окном было темно, всего семь утра. Каждую зиму мне стабильно хочется погрузиться в спячку до самой весны, причём не календарной, а настоящей, когда солнышко, тепло, травка свежая. Помечтав об этом в очередной раз, я тяжко вздохнула, втянула в себя запах свежего кофе, уселась за стол и собралась открыть сахарницу, даже за шишечку на крышке уже взялась.

И тут ощутила под пальцами сильную вибрацию. Почему-то мгновенно мелькнула мысль о землетрясении. Я в недоумении огляделась по сторонам – нет, всё тихо. Непроизвольно я прижала крышку сахарницы рукой, пока оглядывалась. Теперь расслабила пальцы. Стеклянная крышка задребезжала. Я убрала руку и уставилась на посудину в изумлении. Чертовщина какая-то… Но тут крышка просто-напросто отскочила, покатившись по столу со звоном, а я вскочила, опрокинув кофе, и, само собой, не своим голосом заорала.

На моём собственном столе между тем происходило нечто не совсем обычное. Если бы я пила, то, несомненно, углядела бы в этом первый признак белой горячки, но приходилось признать, что пила я в последний раз на Новый год, давненько. Поэтому маленькие синие ручки, вцепившиеся в края сахарницы и судорожно сжимающиеся, мне, видимо, просто привиделись. Я потёрла глаза, но когда снова посмотрела на сахарницу, то, кроме ручек, показалась ещё и ушастая синяя же голова. Существо изо всех сил старалось подтянуться и выбраться из заточения.

Непонятно по какой причине, но я вдруг успокоилась, хотя очень естественно было бы хлопнуться в обморок. Между тем на столе всё кончилось тем, что сахарница опрокинулась, и из кучки сахара, кряхтя и отряхиваясь непомерно длинными для своего роста руками, выбралось синюшное полупрозрачное существо. Оно было длиннорукое, длинноногое, с огромными оттопыренными ушами, покрытыми изумрудного цвета пушком. Мордочка, схожая с человеческим лицом, походила на печёное яблоко – столько на ней было складок, огромные жёлтые глаза смотрели довольно злобно. Существо отряхнулось от сахара, послюнявило палец, протёрло глаза, село, почесало левой ногой за правым ухом и встало, уперев руки в бока и уставившись на меня своими жёлтыми глазами.

- Я так понимаю, что если уж шумишь и будишь всех кругом, то потом можно и выйти позволить, а не заставлять ломиться.
- Э-э-э.. Извините, - пробормотала я.
- Извините! – передразнило меня существо. – Я спал два часа. Давай теперь кофе, что ли, утро уж.
- А я его пролила, когда вы выскочили, - объяснила я, догадавшись, наконец, что это просто сон, раз уж белой горячки у меня быть не может.

Существо всплеснуло руками.
- Балда! Вари давай новый. Могу я хоть на приличный приём рассчитывать?
- Одну минуту, - засуетилась я и бросилась к турке. Стоя у плиты, я постоянно косилась на существо и не могла не признать, что кое-какая совесть у него всё же имеется. Оно поднатужилось и вернуло сахарницу в вертикальное положение, после чего нетерпеливо огляделось, заметило на подоконнике вчерашний магазинный чек, внимательно изучило, покачало головой, свернуло его наподобие кулька и принялось собирать со стола сахар и ссыпать его обратно.

Кофе был уже готов, и я беспомощно огляделась – мой гость ростом был не выше десяти сантиметров, подходящей для него тары не наблюдалось.
- Шить умеешь?
- По необходимости, - ответила я.
- Тащи напёрсток тогда, что смотришь.

Через две минуты мы мирно пили кофе, устроившись друг напротив друга: я за столом, а существо, соответственно, на столе, скрестив по-турецки ноги. При каждом глотке оно жмурилось от удовольствия и тихонько похрюкивало. Я пила кофе молча. Нет, вряд ли всё же это сон, что-то больно долго длится. Значит, просто сумасшествие.

- Вы кто? – поинтересовалась я небрежно.
Оно с шумом отхлебнуло из напёрстка.
- Ангел. Зовут Ач. Подлей-ка мне кофейку.
Я автоматически поднялась и снова наполнила напёрсток.

- Да не сошла ты с ума, - поморщилось существо, которое, по моим представлениям, на ангела походило чрезвычайно мало. – Вы все так удивляетесь, как будто Бог весть какое чудо происходит. А ещё день ангела отмечают, молятся… - Оно досадливо махнуло рукой.
- Вы… Извините, не очень похожи… То есть…
- Я на тебя умру! На кого я не похож?
- Ну, на ангела.
- Можно подумать, ты ангелов видела. Это, наверное, толстенькие такие карапузы, розовенькие, угадал?
- Ну, в общем, примерно…
- Примерно! – у существа явно была не самая хорошая привычка дразниться. - Взрослый человек, а верит во всякую чушь! Тьфу! Слушать тошно.

- А вы, собственно, зачем здесь? И почему в сахарнице?
- Потому что ты не догадалась прихватки даже сшить. Где мне спать было? В сахарнице мягко хоть и темно, вот вздремнул пару часиков.
- Стоп! Стоп-стоп-стоп, - бормотала я, нарезая круги вокруг стола. – Ты ангел…
- Ах, мы уже на ты!
- Ты мне с самого начала тыкаешь! – огрызнулась я. – Значит, ты ангел, то есть высшая сила. Когда я вчера ложилась спать, тебя тут не было, а утром ты вылезаешь из сахарницы, а теперь пьёшь со мной из напёрстка кофе и учишь меня жизни. Так?
- Так, - согласился Ач, подобрал сахаринку и сунул в рот.

- Так. Ладно, откуда ты взялся и что тебе тут надо?
- Ты ж сама сказала – жизни тебя учу.
- Вот радость-то какая! На что мне твои нравоучения?
- Нет, ну это наглость, - обиделся ангел. – Можно подумать, это не ты по ночам молилась, рыдала, просила помочь. Вот у меня тут записано, погоди…
Он оттянул на боку свою синевато-прозрачную кожу, образовалось что-то вроде кармана, и достал оттуда крошечный КПК.

- Смотрим… Дело было по осени… Так… Арестова Елизавета Николаевна. Вот! Цитата. «Господи, ну помоги хоть чем-нибудь!» Было? Было. Дальше. «Господи, пожалуйста, ну что я за такая дура! Подскажи, Господи, ну что мне теперь делать? Дура, дура, идиотка!» Ну, вот с этим я соглашусь, конечно. Твои излияния?
- Ну, мои! Так это когда было!
- Посмотрите на неё! Она со своими молитвами так раскорячилась, будто она одна! – возмутился Ач, убирая КПК. – Как очередь дошла, так и прибыл.
- Так почти три месяца прошло.
- И за эти три месяца всё наладилось? То есть помощь не нужна?
- Да иди ты!
- Значит, нужна. Так чего выпендриваешься?

- Слушай, мне ж на работу надо! – спохватилась я. – Ёлки-палки, опоздала!
- Да не скачи ты! Погоди.
Ач спрыгнул со стола, быстро прополз по стене, перевёл на часах стрелку назад и вернулся.
- Всё, порядок. Давай теперь думать, что делать. Рассказывай, а то, может, я чего-то не знаю, ну, подробностей.
- Да что ж ты за ангел?- удивилась я.
- Нормальный, только занятой очень. Излагай давай. Всё, что скажешь, может быть использовано против тебя и так далее. Ну, я тебя предупредил. Начинай.
- С чего?
- С начала. Люди встречаются, люди влюбляются, женятся… Хотя до свадьбы вроде не дошло. Про романтическое знакомство тоже не будем, скучно и к делу отношения не имеет. Давай по существу. В чём проблема?

- Он ушёл, - буркнула я.
- Уже лучше. Почему?
- Не смогли мы вместе жить.
- Нет, так дело не пойдёт, - нахмурился ангел. – Ты мне подробненько, как в милиции.
- Вот напасть на мою голову! Какие тебе подробности, интимные?
- Не надо, там всё в порядке было, я ж помню.
- Ну и наглость! – ахнула я.
- А ты как хотела? Приглядывал, конечно. Давай рассказывай. Год прожили нормально, а потом покатилось. Почему?

В голове у меня к этому моменту всё уже, видимо, перемешалось, потому что я на полном серьёзе стала вспоминать, что ж было не так в моей непутёвой семейной жизни, и надеяться, что синюшное наглое существо может мне чем-то помочь. Вся нереальность происходящего, мысли о моём буйном помешательстве и вообще абсурдность ситуации отошли как-то на второй план, словно и не были чем-то из ряда вон выходящим. Накатила боль, которая в последнее время только, вроде бы, стала отпускать. Я сидела и вспоминала. Вспоминала этот дом, когда он был ещё счастливым, когда мне приходилось отчитываться, почему я задерживаюсь, и готовить завтраки, и собирать по квартире мужские вещи, и было с кем поваляться вечером на ковре, и с кем посмеяться, и с кем… Сейчас зареву. Думала, отревела своё… Вспоминалось и другое: и первые слова, от которых было больно, и то, как расходились, и то, как ругались. От этого уже тяжело, и плакала об этом уже не от потери, а от бессилия. Вспоминалась больница и последняя попытка после неё всё наладить. Не наладилось… Точно зареву.

- Ой, только без соплей, я тебя умоляю! – воскликнул Ач. – Терпеть не могу. Раньше плакать надо было. Я жду.
Я шмыгнула носом и попыталась объяснить.
- Понимаешь, мы очень похожи. Даже странно.
- Вот дураки, - пробормотал ангел. – Могли бы быть счастливы…
- Сейчас зареву, - предупредила я.
- Истеричка. Ладно, дальше.

- Сначала всё было нормально. Мы правда друг друга любили. Нам вместе было интересно, мы и расставались-то только на время рабочего дня, а потом всё вместе – и в гости, и гуляли, и готовили.
- К кому в гости ходили?
- Да ко всем, и к моим друзьям, и к его.
- Хорошо.
- Потом… Не знаю. В какой-то момент его всё стало раздражать, даже то, что раньше нравилось. Я тогда на работу устроилась неплохую, денег стало больше, и всё равно всё портилось изо дня в день. Стали ругаться, так, по мелочи, потом больше. Он тоже стал работать больше, пропадал надолго, я ждала, ревновала, ну, конечно, больше ругались.
- Так…

- Потом стал без меня отдыхать, снова ругались. А потом… - я беспомощно посмотрела в окно. Я не любила об этом вспоминать, это было слишком страшно. Но, может, стоило всё же рассказать об этом, пусть даже самой себе. Просто рассказать, прочувствовать ещё раз – может, как раз от этого стало бы легче. Я набрала в грудь больше воздуха, зажмурилась и почувствовала, что из-под век выступили-таки слёзы. – Потом была беременность. Мы… Ждали этого очень, ещё с самого начала, довольно долго не получалось. Потом, вот… Не знаю, может, если б к тому моменту столько всего не накопилось, то случилось бы по-другому, не знаю… Мы радовались, конечно, но как-то всё было не так. Мне хотелось, чтобы внимания было больше, я тяжело переносила первые месяцы… А его как-то не было. Мы продолжали ругаться, и ревновала я ужасно, ещё больше, чем раньше. Я ж работала, уставала, а он задерживался. Ну, говорил, конечно, слова какие-то, но… И дома его почти не было, я постоянно была одна. Потом он такие слова уже не говорил… Грубость какая-то появилась, про ребёнка меньше говорили… - я рассказывала сумбурно и непонятно, но не слишком и заботилась о том, чтобы рассказать доходчивей, мне-то самой всё было ясно, я снова чувствовала одиночество, разочарование, обиду. – В общем… Я знала, что он ребёнка хотел, и понадеялась, что после его рождения всё наладится. А потом… Я спускалась с крыльца, он меня приехал забрать. Я вышла на крыльцо, помахала ему, стала спускаться, упала. Там ступеньки каменные, они обледеневшие были. Сначала было больно, потом – не помню. Помню только больницу уже, потом укол, потом снова темнота. Потом я проснулась, а ребёнка уже не было.

Я не открывала глаз, чтобы договорить, не сбившись. Слезищи капали на стол, даже слышно было.
- Он сидел со мной в больнице. Наверное, жалко меня всё-таки было, а может, ему так тяжело было, что не мог один оставаться, не знаю. Он же тоже привык, почти пять месяцев… Потом меня выписали, мы приехали домой, утешали как-то друг друга.

Я открыла глаза и увидела, что Ач сидит всё так же, по-турецки, в руках у него платок в горошек, который он периодически прикладывает к глазам, а из глаз текут самые настоящие слёзы. Он высморкался, заметив, что я на него смотрю, и протянул платок мне. Я вытерла этим крошечным лоскутом глаза.
- Вот, собственно, и всё. Потом всё покатилось под откос, мы почти не разговаривали, а когда пытались, то тут же ругались. Потом он ушёл.

Ач снова сердито высморкался. Я вытерла лицо и отвернулась к плите.
- Вот и всё.
- Не всё, - возразил ангел. – Я пока только про него услышал, а про тебя?
- Что про меня?
- Ну не надо, а? Вся такая хорошая! Начнём с работы. Ты когда стала зарабатывать, как себя стала вести?
- Как?
- Госпидя! – воздел свои синие ручонки к небу Ач. – А то я не знаю? Ты так выпендривалась, ни один нормальный мужик бы не выдержал. Деньги поделили?
Я кивнула. Возразить было нечего.

- Ага! – воскликнул ангел злорадно. – Ну, к счастью, ты хоть про свою ревность дурную соображаешь! Вот смотри.
Он снова извлёк из кармана КПК, и я вгляделась в маленький экранчик. На экранчике шло видео. На нём мой бывший теперь уже муж, перемазанный с ног до головы, при ярком электрическом свете красил машину каким-то странным аппаратом. Это явно был гараж, валялись крылья, стёкла от автомобилей, зеркала, стоял двигатель.
- Вот после этого ты ему такой скандал закатила, что хоть из дома беги. Я б убежал. А человек, между прочим, деньги заколачивал всю ночь.

Я промолчала. Где-то внутри было уже так больно, что дальше просто некуда. Оставалось только утопиться, по большому счёту.
- Это по теме ещё не всё. Скажи мне, ты хоть раз извинилась?
- Нет, наверное, - ответила я честно. - Никогда не могла себя заставить.
- Молодец какая! А он, наверное, должен был в лепёшку расшибиться, выкрутасы твои терпеть, извиняться беспрерывно. Сколько раз ты его бросить грозилась?
- Не помню, - ответила я угрюмо, решив, что утоплюсь немедленно, прямо во время утреннего душа.

- Эх… Ну, до тебя хоть доходит? Одевайся давай, покажу тебе шоу.
- Какое ещё шоу? – спросила я, глотая слёзы.
- Одевайся давай, а то получишь! – прикрикнул Ач, выражая всем своим видом нетерпение и досаду. – Сколько вас таких сопливых развелось, ты не представляешь, надоело до смерти. Одевайся шустро.
Я побрела одеваться.
- Ну, пошли. Если не возражаешь, я прокачусь у тебя в кармане, не май месяц на дворе.
Мы вышли на улицу. Всё ещё не рассвело, время действительно зависло на без четверти семь, куда поставил стрелку часов синюшный ангел Ач. Во дворе стояла старушка, каждое утро выгуливающая своего старенького полуслепого пса. И она, и собака застыли, не двигаясь. Замер транспорт на проспекте, замерли люди, спешившие в этот ранний час по своим делам. Всё остановилось.
- Куда идём? - спросила я, остановившись посреди двора.
- К твоему бывшему, - пояснил Ач, закопошившись у меня в кармане.
- Вот ещё новости, - возмутилась я и ущипнула ангела сквозь куртку. – Что мне у него делать?
- Я ж обещал тебе шоу в познавательных целях. Давай, шевели ногами. Тут же не далеко.

Я вздохнула и поплелась к дому бывшего, до сих пор любимого.
- Ну вот, пришли, - сказала я, остановившись перед подъездом. – Что дальше?
Ач выглянул из кармана и поёжился.
- Дома он?
- Откуда ж мне знать?
- Поглядим. Пошли.

Лифт был сломан, пришлось подниматься на пятый этаж на своих двоих. С сильно колотящимся сердцем я остановилась у знакомой двери. Когда-то меня сюда приглашали. Ач проворно выскочил из кармана и, просочившись сквозь дверь, пропал. Спустя минуту он снова материализовался на лестничной клетке.
- Порядок. Пошли. Немножко больно будет, но ничего, потерпишь. Повинуясь его приглашающему жесту, я шагнула к двери, и что-то странное стало происходить… Мне показалось, что из меня вытягивают позвоночник, в каждой клетке – какая-то дрожь, мозг перестал помещаться в голове. Прямо перед собой я увидела поверхность двери с извилистыми волокнами древесины, а потом оказалась внутри квартиры.

- Нас не видят, - пояснил вошедший вслед за мной Ач. – И не слышат.
- Почему?
- Потому что так надо. Пошли. Кое-что хочу тебе показать.
Я прошла вслед за ним в спальню. На постели, в которой я провела много счастливых часов, лежала девушка. Резануло болью. Она была хороша. Спокойное лицо с на редкость чистой кожей, длинные, разметавшиеся по подушке волосы. Она спала, свернувшись калачиком, под тем самым одеялом, под которым в своё время так же спала я. Во мне проснулось какое-то холодное, всеобъемлющее бешенство. Захотелось вытащить её из кровати за эти прекрасные волосы. Она не могла, не имела права там лежать.
- Не дури, - Ач постучал меня по ботинку. Я моргнула, и наваждение рассеялось.
- Пойдём, самое интересное впереди.

Мы вошли на кухню. За столом сидел Лёшка, в одних трусах. А напротив него на столе лежало, оперевшись на локоть, точно такое же существо, как мой синий спутник. Лёшка смотрел в чашку, и, воспользовавшись этим, второй ангел подмигнул Ачу.

Незамеченные, мы примостились на полу, привалившись спинами к стене, и стали слушать.
- Сам не знаю, - говорил Лёшка, не поднимая головы. - Мы в последнее время мало разговаривали. Она меня доставала своей ревностью, - Ач многозначительно на меня посмотрел. - Она без конца мне показывала, что вполне может обойтись без меня. При этом она никуда со мной не ходила, и я стал ходить без неё. Так и покатилось всё.

Второй ангел отличался не большим терпением, чем мой.
- Вот так молодец! Настоящий мужик! – сказал он с изрядной долей издёвки. – У него жена работает беременная, а он отдыхать ходит, скучно ему.
Лёшка, в свою очередь, тоже терпением никогда особо не отличался, поэтому вскочил и заорал:
- Ты думаешь, я об этом не думал потом?
- А толку? – резонно возразил синий человечек. – И не ори, у тебя там спящая красавица.

Лёшка плюхнулся обратно на стул и обхватил голову руками.
- Ну что тебя принесло, а? Я стал уже забывать ее, на кой чёрт бередить раны?
- А что ты делал, когда ушёл от неё?
- Пил, - буркнул Лёшка.
- Я так и подумал. Молодец. Просто всему делу колобок.
- Слушай, я знаю, что я порядочная скотина. Какое-то время назад мне хотелось всё поправить, теперь поезд ушёл. Так что отвяжись от меня.
- Ну, как знаешь, - равнодушно протянул ангел. – Пойду я тогда.
- Постой, - Лёшка поднял голову. – Как она там? Послушай, мы, наверное, не поняли тогда друг друга, наверное, надо было поговорить, что ли… Я не знаю.

Синюшный пожал своими дистрофичными плечиками.
- Откуда мне знать, как она? Я ж пришёл помочь, ты вроде одно время хотел. Ну, теперь раз не надо, так не надо. Счастливо оставаться. Береги девушку свою.
- Стой.
- Пошли, - сказал мне Ач и потянул за рукав. – Дальше пусть сами тут, мало ли.

Мы вышли из квартиры так же, как вошли. Я стояла на лестничной площадке и не могла отдышаться.
- Что скажешь?
- Убить бы тебя, - ответила я устало. - Зачем ты всё это затеял?
Ач почесал пяткой за ухом.
- Ну, никогда ведь не знаешь, чем всё обернётся. Пошли до дома.

Я брела по безжизненным остановившимся улицам, в кармане куртки копошился Ач. Я его почти ненавидела и понимала Лёшку – зачем было бередить? Лёшка, Лёшка… Жить не хотелось.

Вернулись в мою квартиру. Я стащила в прихожей ботинки, молча прошла в комнату и рухнула на диван. По полу простучали коготки, и маленькая ручка поцарапала меня за плечо.
- Отстань, а?
Ач потоптался рядом, высморкался, почесался. Я беззвучно плакала.
- Эй, ты чего? Давай поговорим.
- Отстань, - попросила я глухо.
- Да это ещё не конец, ты что думаешь, я только для этого притащился сюда, чтоб тебя на экскурсию сводить?
- А для чего?
Ангел снова почесался.
- Слушай, ты прекратишь или нет? – возмутилась я, несколько отвлекаясь.
- Аллергия, нервное.
- О, Господи!

- Давай по существу вопроса. Моё дело ж разобраться и вынести приговор. Но тут так получается, что вторая сторона вроде как и претензий не имеет, то есть имеет, но и себя виноватой признаёт… Так что будем считать, что наказание ты своё отбыла и поставим на этом точку.
Я села на постели.
- Ач, ты о чём?
Ангел вскарабкался по моей штанине и уселся на колене, болтая ногами.
- Ты вину признаёшь?
- Да.
- Раскаиваешься?
- Да.
- Обещаешь исправиться?
- Да.

- Ну и славненько. Ты мне симпатична. Конечно, к подсудимым личных чувств иметь не полагается, но я ж живой ангел, в конце концов. Главное жить в мире с самой собой, понимаешь? Ты не со мной говорила, ты с собой говорила. Ты сама искала причины, сама отвечала на вопросы, а я только помог. Я могу помиловать или наказать. Помиловать – это вернуть то, что человек по неосторожности потерял, избавить от боли, понимаешь? Не позволить сломать себе жизнь.

Я покачала головой.
- Я же видела его. У него другая жизнь и другая любовь.
Ач хитро прищурился.
- Это ты про красавицу?
- Да.
- Это галлюцинация. Часть наказания. Первая часть – это последние три месяца, когда ты… Ну, сама знаешь.
Я схватила его за ухо.
- Галлюцинация? Ах ты…
- Больно! – заверещал ангел. – Отпусти, отпусти сейчас же!
Я выпустила ухо.

- А он?
- А он согласен. У вас одно желание на двоих.
- Откуда ты знаешь?
Ач раздвинул шерсть на ухе и продемонстрировал мне гарнитуру.
- Бред, - пробормотала я.
- Прогресс, - поправил ангел. – А теперь ложись и спи.

Меня неудержимо потянуло в сон, я легла, натянула на себя плед, подтянула к груди колени. И уже сквозь сон услышала:
- Я подарок тебе в карман куртки положу… Дело об одной глупости на двоих закрыто…

Я проснулась от ненавистного звона будильника. Вспомнила сон. Сердце защемило. «Выкинь это из головы» - посоветовала я себе всё то же в тысячный, наверное, раз. Скинула одеяло и пошлёпала на кухню, с которой почему-то сильно тянуло дымом. И замерла в дверях. За столом, в куртке и ботинках, сидел Лёшка.
- Ты же не забирала ключи, - кивнул он на валявшуюся на столе связку.
«Он от меня ушёл, он меня бросил» - напомнила я себе.
«Только не разревись и не бросайся ему на шею» - это уже жалобная скульба.

Я гордо повернулась с намереньем вернуться в спальню, а уже оттуда крикнуть, чтоб он убирался ко всем чертям. Но внезапно изменила траекторию. В кармане куртки не нашлось ничего, кроме маленькой какой-то бумажки. Я вытащила её. Это был свёрнутый кульком магазинный чек. Внутри коряво написанные четыре слова: «Лиза, не будь дурой». Я убрала чек обратно и вернулась на кухню. В голове теснились слова, которые всегда там были. И я, наконец, их сказала.